Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молли продолжила расспросы об иных предметах:
— А миссис Осборн Хэмли? Как ее самочувствие?
— Появление Роджера чрезвычайно ее взбодрило. Кажется, раньше я не видел, чтобы она улыбалась, теперь же она периодически одаривает его очаровательными улыбками. Похоже, они сдружились; когда он заговаривает с ней, с ее лица исчезает это странное, испуганное выражение. Полагаю, она прекрасно знает о том, что сквайр хочет отправить ее обратно во Францию, и ей тяжело решить, оставлять или не оставлять здесь ребенка. Понимание того, что ей предстоит принять подобное решение, пришло к ней тогда, когда она была сломлена горем и болезнью и ей не с кем было посоветоваться на предмет того, в чем состоит ее долг, пока не появился Роджер, которому она, сколько я понимаю, доверяет безоговорочно. Он сам рассказал мне все это в общих чертах.
— Похоже, у вас и вправду был долгий разговор, папа!
— Да. Я ехал к старому Эбрахаму, но на пути сквайр окликнул меня через изгородь. Он и сообщил мне все новости; отказаться от предложения заехать к ним на второй завтрак было совершенно невозможно. Кроме того, Роджер всегда говорит кратко и внятно; чтобы уяснить все вышеизложенное, не понадобилось много времени.
— Полагаю, он в ближайшее время нанесет нам визит, — обратилась миссис Гибсон к Молли. — Вот там и посмотрим, что именно сможем от него услышать мы.
— Думаешь, нанесет, папа? — не без сомнения спросила Молли. Она помнила их последнюю встречу в этой комнате и те надежды, с какими он оттуда вышел; судя по лицу отца, он, похоже, подумал о том же, слушая речи жены.
— Не могу сказать, дорогая. Пока он не убедится в намерениях Синтии, полагаю, ему будет не слишком приятно являться с визитами вежливости в дом, где они познакомились, впрочем он из тех людей, кто всегда поступает правильно, вне зависимости от того, приятно это им или нет.
Миссис Гибсон едва дождалась, пока муж закончит эту тираду, и тут же выдвинула свои возражения:
— «Убедиться в намерениях Синтии»! Смею заверить, она высказала их достаточно однозначно! Что еще ему нужно?
— Он хочет удостовериться в том, что письмо не было написано под влиянием мимолетного порыва. Я сказал ему, что так оно и было, хотя и не счел себя вправе объяснять, чем был вызван этот порыв. Он считает, что сможет убедить ее вернуться к прежним отношениям. Я так не считаю — и сказал ему об этом. Но разумеется, ему нужна полная уверенность, а таковую ему может дать только сама Синтия.
— Бедная Синтия! Бедное мое дитя! — горестно возгласила миссис Гибсон. — На что она обрекла себя, когда зачем-то поддалась уговорам этого человека!
Глаза мистера Гибсона метнули огонь. Впрочем, он не разомкнул крепко сжатых губ, лишь пробормотал: «Этого человека, надо же!» — но совсем тихо.
Молли в свою очередь была задета некоторыми высказываниями отца. «Визиты вежливости»! Неужели это и вправду так? Всего лишь «визиты вежливости»! Впрочем, как ни называй, визит этот состоялся уже несколько дней спустя. Молли сознавала, и даже слишком отчетливо, что Роджер ощущает неловкость своего положения относительно миссис Гибсон, что на деле он испытывает сильнейшую душевную боль, однако миссис Гибсон, разумеется, ничего такого не заметила, ибо ей чрезвычайно польстил визит человека, чье имя, в связи с его возвращением, появилось на страницах многих газет, человека, о котором уже спрашивали и лорд Камнор, и обитатели Тауэрс.
Молли, в своем очаровательном белом «больничном» платье, сидела в гостиной, то читая, то погружаясь в мечты, ибо июньский воздух был чист и целителен, сад весь в цвету, деревья в густой листве, так что чтение у открытого окна фактически не было чтением; кроме того, миссис Гибсон постоянно отвлекала ее замечаниями касательно своего рукоделия. И вот после второго завтрака — самое подходящее время для визитов — Мария доложила о приходе мистера Роджера Хэмли. Молли вздрогнула, а потом тихо, робко встала со своего места, в гостиную же вступил загорелый, бородатый, сурового вида человек, в ком она не сразу распознала беспечные мальчишеские черты, которые изучила до малейшей подробности два года назад. Впрочем, в тех краях, где странствовал Роджер, за несколько месяцев можно возмужать так, как в более умеренном климате не возмужаешь и за годы. Кроме того, усердная работа мысли, постоянные тревоги, проистекающие из ежедневных опасностей, глубже и четче запечатлевают характер в чертах лица. Да и личные его обстоятельства в последнее время тоже были не из тех, что придают бодрости и жизнерадостности. При этом голос его остался прежним; то была первая весточка от старого друга, которую уловила Молли, когда он обратился к ней тоном куда более мягким, чем тот, которым он произносил традиционные любезности, адресованные ее мачехе:
— Меня так огорчила весть о вашей болезни! Да вы и сейчас выглядите совсем хрупкой! — Он с приязнью всматривался в ее лицо.
Молли почувствовала, что взгляд этот заставил ее густо покраснеть. Чтобы положить конец собственному замешательству, она подняла лицо — и на него глянули ее прекрасные, нежные серые глаза — раньше он их не замечал или не мог этого припомнить. Она улыбнулась, зардевшись еще сильнее, и произнесла:
— О! Сейчас-то я уже набралась сил, раньше было хуже. А болеть, когда кругом лето и все в цвету, вовсе не к месту.
— Я слышал, сколь многим мы… я обязан вам, — отец не устает вас расхваливать…
— Пожалуйста, не надо, — остановила его Молли, и, несмотря на все усилия, на глазах ее показались слезы.
Он, похоже, понял ее с полуслова и заговорил, якобы обращаясь к миссис Гибсон:
— Кстати, моя невестушка может часами говорить про Monsieur le Docteur — так она называет вашего мужа!
— Я пока не имела удовольствия познакомиться с миссис Осборн Хэмли, — сказала миссис Гибсон, внезапно осознав, что, возможно, от нее ждут такого подвига, — и буду очень признательна, если вы извинитесь перед ней за подобное небрежение. Но Молли в последнее время доставила мне столько тревог и забот — вы же знаете, я отношусь к ней как к собственной дочери, — что я и вообще никуда не выезжала; пожалуй, следует добавить — за исключением Тауэрс, но ведь он